Добави мнение Мнения:7
| Оправете годината За съжаление Ахматова УМИРА НА 5 МАРТ 1955 ГОДИНА, така че нейната кандидатура отпаднала от по-нататъшните дискусии на академията. |
| Роман Осипович Якобсон е руски евреин, не само харвардски. Приятел на Маяковски, привърженик на евразийството и приел православиетоо. |
Анна Ахматова Мне голос был. Он звал утешно... Когда в тоске самоубийства Народ гостей немецких ждал, И дух суровый византийства От русской церкви отлетал, Когда приневская столица, Забыв величие своё, Как опьяневшая блудница, Не знала, кто берёт ее,- Мне голос был. Он звал утешно, Он говорил: "Иди сюда, Оставь свой край, глухой и грешный, Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою, Из сердца выну черный стыд, Я новым именем покрою Боль поражений и обид". Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух, Чтоб этой речью недостойной Не осквернился скорбный дух. Осень 1917, Петербург |
| Да, Ахматова умира през 1966 г. Велика поетеса! Жалко, че не е получила Нобел. Но то и божествената Цветаева не я е получила. Същото се отнася и за такива колоси като Блок, Есенин, Маяковски, Брюсов... От прозаиците Горки е бил номиниран 5 пъти (1923 г. от Ромен Ролан), но не е получил нищо. Никой не е обърнал внимание на гении като Паустовски, Куприн, Платонов, Еренбург, Катаев, Леонов, Булгаков... Затова пък нобелисти са съвсем не най-великите Солженицин и Бродски, а Пастернак става нобелист не с великата си поезия, а с доста по-посредствената си проза. Шолохов не искам да го коментирам, защото около него ходят някакви подозрения, макар "Тихият Дон" да е велика проза, а Бунин като че ли е награден най-вече за това, че е емигрант (макар напълно да си заслужава наградата). Като си помисля пък кого награждават напоследък, добре, че тези гении не са в един кюп с посредственостите, които биват награждавани днес.  |
| НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ В ИСЛА НЕГРА (1963) Когда по радио стали передавать, что мое имя называется в числе возможных лауреатов Нобелевской премии по литературе, мы с Матильдой тотчас привели в действие план № 3 по обороне нашего дома. В первую очередь навесили огромный замок на старые деревянные ворота и запаслись продуктами и бутылками красного вина. А для себя я раздобыл несколько детективных романов, чтобы скрасить предстоящее затворничество. Журналисты не замедлили явиться в наши пределы. Но нам удалось удержать их напор. Могучий бронзовый замок, кстати, очень красивый, нас не подвел. Представители прессы кружили вокруг ограды, точно тигры. На что, собственно, они рассчитывали? Что я мог сказать о дебатах, которые ведут только шведские академики, да еще на другом конце земли? Тем не менее журналисты были здесь, у нашего дома, и по их горящим глазам я понимал, что они надеются выжать из меня любые подробности. Вскоре журналисты исчезли, и наш берег избавился от их грозного нашествия. Однако мы, на всякий случай, решили не показываться на глаза никому… В том году весна пришла с опозданием на Южное побережье Тихого океана. И дни, проведенные в тиши, как никогда помогли мне сблизиться с океанской весной, которая хоть и опоздала, но приготовила самые лучшие наряды к своему безлюдному празднику. За лето здесь не выпадет ни одного дождя. Земля – суровая, иссохшая, без промелька зелени: глина, камни, колючки. Зимой океанский ветер дает волю ярости и, беснуясь, швыряет на берег соль вместе с клоками океанской пены. Похоже, вся природа стынет в тоске, не смея перечить грозной стихии. А весна, она первым делом принимается за свой великий золотисто-желтый труд, устилая все вокруг коврами золотистых крохотных цветов. Эти маленькие бесстрашные цветочки покрывают склоны холмов, опоясывают скалы, подступают к самому океану, вылезают на дорогу - прямо под ноги людей. Они точно бросают нам вызов, утверждая свое право на существование. Столько времени эти цветы, отвергнутые бесплодной землей, не видели света, столько времени жили потаенной жизнью, что теперь не знает удержу их желтое ликованье. Но вот маленькие цветочки блекнут, исчезают, и вокруг нас - стлань густо-фиолетового цветенья. Сердце весны, поначалу солнечно желтое, постепенно становится синим, затем алым… Но почему уступают место друг другу эти крохотные бесчисленные венчики неведомых цветов? Наверно, ветер приносит в какой-то день одни краски, потом, на смену, – совсем другие, словно там, среди холмов, Весна то и дело меняет цвета своего государственного флага, и ее республики одна за одной радостно поднимают свои боевые штандарты. В эту пору на побережье зацветают кактусы. Там, на дальних отрогах Анд, грозными колоннами встают граненые, утыканные колючками кактусы-великаны. А прибрежные кактусы, напротив – маленькие и округлые. Только теперь я заметил, что все они увенчаны множеством алых бутонов, словно чья-то рука принесла им обещанную дань, окропив собственной кровью. Когда бутоны раскрываются, издалека видно, как среди белизны пенных брызг пламенеют тысячи кактусов в полном цвету. Старая агава возле дверей моего дома выбросила из своего чрева цветок–самоубийцу. Это огромное и мясистое сине-желтое растение за десять лет жизни стало выше меня ростом. И вот теперь оно расцвело, чтобы умереть. Агава выметнула свое могучее зеленое копье высотой в семь метров, ближе к острию перехваченное мелкими, почти сухими цветочками, припорошенными золотистой пыльцой. Вскоре исполинские листья агавы начнут подламываться, и она погибнет. Рядом с умирающей агавой рождается еще один цветок-гигант. За пределами моей родины вряд ли кто знает о нем. Он растет только здесь, на наших антарктических берегах, и называется чауаль (puуachilensis). Этому растению когда-то арауканы поклонялись как божеству. Давно уже нет Араукании. Кровь, смерть, время, а следом эпическая арфа Алонсо де Эрсильи завершили историю тех давних лет, когда суровое племя глиняных глубин вдруг проснулось, стряхнуло с себя пласты геологии и поднялось на защиту своей родины от нашествия чужестранцев. Когда я вижу, как снова зацветает чауаль над веками безвестных смертей, над пластами и пластами забвенья, пропитанного кровью, мне кажется, что само прошлое нашей земли цветет в укор, в осуждение тому, какие мы есть, какими мы стали. Но я чуть не забыл рассказать о чауале. У него острые, зубчатые листья, и он принадлежит к семейству бромелиевых. Зеленым костром полыхает чауаль по обочинам дорог, храня и множа в своей сердцевине коллекцию таинственных изумрудных шпаг. Но вот из его плоти устремляется ввысь одинокий гигантский цветок, одна гроздь, одна зеленая роза, огромная, в рост человека. Этот цветок сродни морскому кораллу, великое множество цветочков соединилось в нем так прихотливо, что кажется, будто над морем призрачно взблескивает зеленый храм, осыпанный золотистой пыльцой. Чауаль - единственный в мире гигантский зеленый цветок, единственный зеленый памятник морской волне. Крестьяне и рыбаки моей родины давно забыли, как зовутся наши маленькие растения, маленькие цветы, и те потеряли свои имена. Постепенно стирались в людской памяти названия этих цветов, и они, перестав гордиться своей красой, боязливо спрятались в путани трав, безымянные, как те камни, что увлекает за собой река со снежных андских вершин к безвестным берегам. Наши крестьяне и рыбаки, шахтеры и контрабандисты давно свыклись со своей суровой судьбой, с непрерывной чередой смертей, воскрешений, обязанностей и тщетой усилий. Людям трудно быть героями на еще не открытой земле, ибо в них самих, в их нищете живут лишь слабые отсветы безымянной крови и тех цветов, чьи имена не ведомы никому. Один такой цветок буквально заполонил мой сад. На самом краю его глянцевого и стройного стебля покачивается множество инфрасиних мелких цветочков. Не знаю, многим ли суждено увидеть столь совершенный синий цвет. Может, он открывается только избранным и остается незримым для тех, кого некий бог синевы не удостаивает столь высокой чести? А вдруг все дело в той радости, что охватила меня в тиши одиночества? И оттого я так горжусь встречей с этой полнотой синевы, с синим колоском, с синими огоньками в нетронутой людьми весне? Напоследок я расскажу о «доках». Не знаю, где еще найдешь эти цветы, они разрастаются тысячами тысяч и ползут меж скал по песку, втыкаясь в него своими треугольными пальцами. Весна унизала эти припавшие к песку пальцы амарантовыми перстнями небывалой красоты. В последние дни весны вся Исла-Негра залита сияньем этих цветов, чье греческое название – aizoaceae. Они точно обрушились на берег, выплеснулись из морской подводной пещеры, пролились пьяным соком пурпурных гроздей, что хранит в погребах сам Нептун. В эти минуты по радио объявили, что Нобелевской премии удостоен поэт из Греции. И к нам с Матильдой наконец-то вернулась свобода. Мы торжественно сняли большой замок с потемневших от времени ворот, чтобы весь мир снова входил в наш дом без стука и без предупреждения. Как весна. Пабло Неруда "Дом на песке" - "Иностранная литература" 2004, 10 http://magazines.russ.ru/inostran/2004/10/ner4.html | |
Редактирано: 2 пъти. Последна промяна от: Гео |
Добави мнение Мнения:7