Изучаването на аномията (състояние на ценностно-нормативна криза на обществото и на индивидите) може да бъде и стратегия за разбиране на социокултурната реалност в посттоталитарна България. Тъкмо това се опитва да направи новоиздадената книга, която представя резултатите от емпирично социологическо изследване, проведено през миналата година.
За теоретична основа авторите са предпочели концепция, близка до класическата дефиниция на Дюркем. Методологията е също класическа - от хипотезата за остра и масова аномия през регистрирането на нейните прояви към разкриването техните причини и предпоставки. Формите, които приема разпадът на ценностните рамки, са анализирани на различни нива: в личния емоционален свят, в семейството и в професионалната среда, в икономиката и културата. В търсене на социалните групи, които работят за противоположния процес на интеграция, авторите стигат до тезата, че новият ценностен и нормативен ред "може да се утвърди или чрез консенсус между конфликтни интереси и ценности, или чрез сила, но и в двата случая като че ли това става окончателно със смяната на поколения".
В приложенията на книгата са представени методиката на емпиричното изследване (проведено с участието на екип от "АССА-М" и крос-таблици на част от събраните данни. Изследването е част от международен проект (иницииран и координиран от Швейцарската академия по проблемите на развитието) за изучаване на феномените на аномия, реализиран в страни като Китай, Австралия, ЮАР, Малайзия и др.
_________________________
Желю Владимиров, Иван Кацарски, Тодор Тодоров, Момчил Баджаков, България в кръговете на аномията. Библиотека Софилос. София. 1998

АНОМИЯ. Понятие аномии (от греч. anomie - безымянный, неизвестный, неидентифицированный) обозначает состояние неопределенности социальных суждений и классификаций, норм и правил, принципов и догматов. Это ситуация невозможности обращения к расхожим мнениям и затертым мыслям, общепризнанным идеям и принятым на веру словам, ситуация, которая сопряжена с кризисом всего, что так или иначе соотносится с допущением факта существования некоего вездесущего здравого смысла.

Впервые понятие аномии было введено крупнейшим французским социологом Эмилем Дюркгеймом, связывавшим его с открытостью перспектив установления собственного nomos'а или, говоря по-другому, с доступностью средств, пригодных для формирования собственной картины мира. Такого рода открытость предполагает свободное обращение со всеми необходимыми для этого подходами, позициями и представлениями. Когда аномия становится повсеместно распространенной, любая картина мира перестает быть абсолютом, превращаясь в выражение установок, диктуемых пространственной принадлежностью человека, или, что то же самое, выступающих в качестве обозначения некой точки зрения.

Условием, предопределяющим аномию, является разрушение монополии, возникающей в рамках узурпации права рассуждать и высказываться. Симптомом последней служит возможность беспрепятственно выдавать свои сугубо частные предрассудки за некие всеобщие основоположения. Более того, именно эта возможность оказывается, с одной стороны, орудием применения и сохранения власти, а с другой стороны, инструментом ее обретения и накопления. Причем речь идет об особой разновидности властных ресурсов, которые в современной социально-политической теории получили название символических. Обладание этими ресурсами дает право делать существующим, как бы вызывать к жизни, все, чему дается имя.Подобное право скрывает под собой специфическое могущество, выражающееся в способности различать особенности и приводить их в систему, определять градации и устанавливать ранжиры, отводить всему свое место и расставлять все по этим местам. Если пользоваться известной пословицей, то, в конечном счете, специфическое могущество, о котором здесь идет речь, находит воплощение в умении более или менее безапелляционно давать понять "каждому сверчку", где находиться "его шесток". Не случайно, некоторые специалисты в области этимологии, в частности, виднейший французский лингвист Эмиль Бенвенист, увязывают само понятия nomos'а с практикой осуществления сегрегации, то есть с практикой иерархического деления участков территории, автоматически превращающихся в сферы влияния. Иными словами, nomos абсолютизируется тем больше, чем последовательнее он подкрепляется действиями по формуле: "Разделяй и властвуй". При этом контуры социального порядка неизменно находят достаточно полное и всеобъемлющее выражение в том порядке, который возникает "в умах и сердцах". Единство двух данных порядков порождает очень опасный эффект неощутимости властного принуждения, которое, будучи подкрепленным санкциями морального и юридического характера, в прямом смысле начинает восприниматься "как должное".

Именно с устранением подобного рода единства и сопряжено достижение состояния аномии, вызываемого восстанием против символических монополий. В современной социологии сложилось две формы отношения к этому восстанию. Первая форма - фиксирующая сугубо негативную его интерпретацию - выражается американским социологом Робертом Мертоном, полагающим, что аномия чревата хаосом и потому от нее во что бы то ни стало следует избавиться: с помощью пресечения любых поползновений видоизменить определенную систему ценностей или, во всяком случае, ориентируясь на максимально "благоразумный" подход к такому видоизменению. Вторая форма - напротив, запечатлевающая вполне позитивное истолкование этого восстания - демонстрируется французским социологом Пьером Бурдье, считающим, что революции в области слова и мысли совершенно необходимы, ибо они оказывают реальное воздействие на характер власти, способствуя ее демонополизации, ведущей в свою очередь к возрастанию социальной мобильности.

Если суммировать обе эти версии рассмотрения феномена аномии и причин ее возникновения, появится некий окончательный образ: аномия как продуктивный беспорядок умонастроений, находящий воплощение в общественном устройстве, все более тяготеющем к освобождению от гнета властного принуждения, единственным способом осуществления которого выступает монополия на высказывания и рассуждения.